Вроде бы три года тогда было детке, когда мы собрали свои пожитки и перевезли в большую квартиру. До этого вчетвером теснились в однокомнатной. Ума не приложу, как это возможно. Но тогда теснота меня не смущала, я была маленькой и много места не требовала.
читать дальшеПапа с мамой работали, над Ирой издевались в детском саду, а возможно это была уже школа. Меня пытались отдать в ясли. С воспитателями у нас сразу возникла обоюдная неприязнь. Меня насиловали едой и полуденным сном. Это я хорошо помню. Что-то надо было делать. Детку отдали на поруки соседке.
Соседка – милейшая старушка, пенсионерка, тихо доживающая свой век. В ее квартире был покой, тишина и порядок. И всегда стоял запах, едкий, навязчивый запах старости. Я быстро к нему привыкла и даже полюбила. Есть люди, которые насквозь пропитаны этим запахом, и теперь, мимолетно его ощутив, я сразу вспоминаю Марью Ивановну. Правда для меня она всегда была просто бабой Марьей.
Как и всех детей, меня просто перло от энергии, а спокойствие старушки еще больше подзадоривало. Днем, по всем правилам, она укладывала меня спать. Это было самым ненавистным – сон, когда можно столько поломать, переложить на другое место, спрятать или просто рассмотреть. Но для бабы Марьи – лучшее время привычного покоя и тишины. Она взяла меня хитростью. У нее была кукла, красивая, большая, яркая кукла. Эта кукла служила украшательством – она одевалась на самовар. И куклу эту старушка любила и очень берегла, потому что досталась вещь в наследство.
Я же своих игрушек не имела. Все, что было, я истерзывала после своей сестры. Помню, был кот, жалкий, пластмассовый, большой кот на колесах. И была до смерти затасканная белка, с оторванным грибком. Все остальные игрушки появятся у меня позже, а пока приходилось довольствоваться тем, что есть. Кукла бабуси служила для меня магнитом. Стоило ее показать, я буквально становилась на задние лапки и была готова на все.
Баба Марья меня укладывала спать, пообещав, что куклу положит рядом. Так и делала, но я закрывала глаза и кукла возвращалась на самовар. Просыпаться одной уже тогда не хотелось. Я обижалась и плакала. Потом я стала притворяться, что сплю, если игрушку забирали, открывала глаза и корчила страдающую гримасу. В конце итоге цацку оставляли со мной до пробуждения. Но вскоре об этом пожалели все.
Полуденный сон, перед глазами грезы. Явно горшок, а скорее много горшков и все они стучат и как бы говорят мне: писай, Вероника, писай! Конечно, я пописала. На себя и на куклу. Старушка очень обиделась, я себя тогда презирала, потому что считала, что и кукла на меня обиделась.
Больше соседке меня не отдавали. Родители очень извинялись и придумывали массу причин, чтобы отправить меня в сад. Возможно, они просто боялись, что в милой доселе старушке однажды воспылает ненависть за «подмоченную репутацию» куклы и она придушит меня.
Ох, если бы иметь тогда то, что могут сейчас предложить детям…
мля!!
Мерзкая ты женщина, так испоганила мои детские воспоминания!